Totensonntag – «Воскресенье поминовения усопших» – у лютеран, в отличие от православных, приходится не на Троицу, а на конец литургического года, поздней осенью перед Рождественским постом (Адвентом). Чем же интересна музыка старинных композиторов-лютеран, написанная по такому невесёлому поводу, и в чём особенность приуроченного к нему концерта Бориса Казачкова?
Во-первых, интересно само по себе собрание такого рода музыки, звучащей на настоящем духовом органе под сводами действующей лютеранской церкви, в полумраке, озаряемом лишь подсветкой органа и колеблющимся пламенем алтарных свеч. Именно в таком обрамлении эта музыка предстаёт наиболее органично связанной со своим историческим и богослужебным контекстом, исконной средой бытования. Из музейного экспоната она превращается в продолжение живой традиции, которую в наши дни не так-то легко если не возродить, то хотя бы достоверно воспроизвести, оживив и одухотворив её пусть всего на час усилиями и талантом яркого и самобытного исполнителя-мыслителя.
Во-вторых, поминовение усопших у лютеран, особенно в предшествующие эпохи, было связано с довольно широкой гаммой чувств, подчас весьма неожиданных. Взять хотя бы духовную песню из нотной тетради Анны Магдалены Бах «Как весело звонят колокола, когда меня везут на кладбище», написанную в бодром ми-бемоль-мажоре. Если смотреть на иные лютеранские духовные сочинения, то можно сделать вывод, что смерть для них была скорее чем-то вроде «авантюристской поездки по профсоюзному билету» (цитата Бориса Казачкова).
Действительно, подлинно трагическим, пугающим аффектом у лютеран отмечена никак не погребальная или поминальная музыка, а, прежде всего, страстная (что понятно) и причастная (что в наши дни выглядит странно и не практикуется). Но у Бориса Казачкова трактовка поминальной тематики, всё-таки, своя, более глубокая, хотя и опирающаяся всецело на сохранившиеся музыкальные памятники немецкого органного барокко. И это в-третьих.
В концертной программе языком старинной музыки рассказывается обо всех оттенках переживаний соприкосновения с миром трансцендентного в связи с уходом ближнего. Практически вся программа выдержана в тональности ре минор (каждая тональность в те времена наделялась вполне конкретным смыслом.
Программы концертов Бориса Казачкова – это всегда нечто большее, чем просто подборка музыкальных произведений, хорошо воспринимающихся друг за другом. В их основе всегда лежит сакральная сверхъидея, «надтекст» или «гештальт» (музыковедческий термин самого Бориса Казачкова), а само исполнение – не просто выразительная демонстрация жемчужин старинного искусства, а пример подлинного нелицемерно-аскетического служения. Трепетному уму ищущего мыслителя под пылью столетий открывается живая духовность музыки немецкого Барокко, заслуженно почитающегося как одно из высочайших проявлений человеческого духа за всю историю культуры.